Его любят малыши, впервые переступившие порог театра, режиссёры и театральные критики.
Артист Нового театра кукол заслуженный артист Краснодарского края Александр Гилязетдинов – почётный представитель краснодарской театральной династии. Отец, заслуженный артист России Равиль Гилязетдинов, был в числе первых артистов, основавших Новый театр кукол. Вероника, супруга Александра, – актриса Нового театра кукол. Умна, красива, ловка, изящна. Марина, мама Александра, – лучший в мире зритель. И дети: Богдан и Роман. Мальчики пока только на пороге знания, что театр – это работа…
- Альтернатива выбора профессии у вас была? Чтобы не работать артистом в театре кукол.
Всё своё детство и всё юношество я провел в краснодарском театре драмы. У нас в альбоме есть фотография, где маленький я на руках у народного артиста СССР Михаила Куликовского. В театре шутили даже, что роды принимал Михаил Алексеевич. Я не помню, чтобы я задумывался о других профессиях. Ну разве что хотел, как дедушка в Анапе, водить грузовичок. Даже после школы права получил для этого!
- Долго же эта мысль у вас задержалась! Обычно они уходят к пятому классу…
Я перешёл в среднюю школу, когда мы переехали из театрального общежития (оно располагалось во дворе филармонии, где Союз театральных деятелей) в Юбилейный микрорайон. Я поступил в 90-й лицей на художественно-эстетическое отделение.
- А в школе не было такого: споёшь на Дне учителя – и мы тебе улучшим аттестат?
Не было! Возможно, я был слишком чист и прозрачен, чтобы думать о подобном.
- Первым учителем, конечно, был ваш отец…
Нет, для меня папа – это как портрет Станиславского на стенке: сверхучитель, мой пример, мой эталон. Первым мастером была Елена Александровна Опитц, в лицее она преподавала актёрское мастерство. Её муж Валерий Петрович Опитц вёл сценическое движение. Потом нас учила Наталья Дикая.
- А дальше?
А дальше я поступил в академию культуры. А окончил уже Краснодарский институт культуры… На отделении «Артист театра драмы» первым мастером» был Аскер Хусейнович Курашинов. Оканчивал я у Светланы Александровны Ливада. Мне повезло: я учился на двух курсах, у меня было два мастера и однокурсников было в два раза больше.
- Помните, как пришли в Новый театр кукол на Ставропольскую, 130?
Помню. Я приходил смотреть на отца. Был знаком с труппой, цехами. В какой-то момент Анатолий Семёнович Тучков, создатель нашего театра, предложил мне в театре сделать дипломную работу – сыграть Труффальдино в «Слуге двух господ» Карло Гольдони. Был такой спектакль в нашем театре, к тому времени он уже не игрался. Я попросил Анатолия Семёновича не показывать мне никакого материала. Я искал роль сам! На защиту в театр пришла комиссия, я защитил диплом. И Анатолий Семёнович предложил мне работать в театре.
- Вам понравилось работать с куклами?
Меня зацепил синтез кукол и живого актёрского плана. Куклы – это что-то фантастическое, нереальное!
- Да, с ними можно сделать то, на что «не поднимется рука» у драматического артиста… Кто же вам помог стать мастером?
Наши корифеи: Анатолий Тучков, Валерий Трифонов, Сергей Трегубов, отец… Понимание пришло с практикой. Я научился отстранятся от сцены, как бы смотреть на себя с высоты и сбоку, научился видеть себя в живом плане и видеть, как должна существовать кукла. Я любил долго всматриваться в куклу и работать с ней через зеркало. Это всё пришло по наитию.
- Уметь возвыситься над собой, над сценой – мне кажется, это философия театра. Артист – он и здесь, и несёт что-то свыше. Я понимаю, почему в средневековье церковь запрещала кукольный театр! Хотя она же и устраивала кукольные мистерии, вертепы – с Девой Марией, библейскими героями… Оживление материи – это что-то сродни алхимии…
Если куклу не видишь со стороны, ты не поймёшь её. Надо уметь рассмотреть её внутренний мир, уметь понять, на что она способна и чем она может удивить.
- В спектакле «Метаморфозы» по Овидию, который поставил режиссёр Александр Янушкевич, у вас была необычная роль – голос за кадром. Как она вам далась?
Такое у меня было впервые! Считайте, я был актёром дубляжа. Это очень сложно! А поначалу ещё и непонятно… Многие актёры не любят свой голос, и я в их числе. Я через колонки слышал свой голос, и он меня резал. Я пытался его изменить. Мультяшность, кукольность, как часто мы говорим в театре кукол, в этом спектакле недопустима. И в то же время режиссёр просил меня не иллюстрировать текст.
Задач было много. Но как же было интересно! В репетиционный период я большей частью смотрел, что происходит на сцене. Потом пытался комментировать сидя. Но понял, что сидя это делать невозможно – не хватает физических импульсов. Пришлось встать. Пробовал комментировать лёжа – когда мать-земля проснулась и просит богов сохранить её. Мне реально не хватало дыхания! Земля в огне, голова, глаза в огне, задыхаешься в дыму, и всё это надо выразить голосом через микрофон. Я прочувствовал всё, что я видел…
Самое сложное в дубляже – найти ключ к каждому образу. А в «Метаморфозах» их много. Гекзаметр – тоже сложно. Одно дело – изучать его в институте. Другое – «присвоить» его себе, сделать своим языком.
- Кажется, в Санкт-Петербурге, на Большом детском фестивале, куда вы в прошлом году возили «Метаморфозы», критик-подросток вас спросил: трудно ли говорить гекзаметром? Было такое?
Это был не ребёнок, это спросил известный взрослый критик. Вопрос стоял так: «Голос за сценой – запись?» Отвечал я. И я сказал: «Ни в коем случае! Всё происходит только здесь и сейчас. У меня за кулисой стоит монитор. И, как на радио, – микрофон. Я смотрю и с партнёрами по сцене создаю действо. Всё только живое». Когда я это сказал, повисла мхатовская пауза… Все были ошарашены.
- Какая роль для вас самая важная, самая особенная, самая любимая?
На этот вопрос я не могу ответить. В каждую роль я вкладываю много эмоций и труда. И тогда она становится очень важной для меня. Каждая. Роль.
Бывают попадания, когда образ пересекается с твоей физической природой. Появляются внутренняя свобода и лёгкость. Но есть опасность ошибиться и слепить роль с себя.
- Помню капустник – один из «Театральных разъездов», который проходил в Молодёжном театре. Вы очень смешно пародировали известного певца, который, весь в белом, пел фальшиво, но с удовольствием. Было фантастически смешно! Я смеялась от души! Вы специально фальшиво пели?
Да, я специально фальшивил. Но я делал не полную фальшь, а балансировал на грани… Это была пародия на конкурс «Евровидение». В антракте Анатолий Дробязко мне сказал: «Ну ты и замутил!..»
- Последний вопрос. Закончите фразу: «Премьера – это»…
Это достоинство быть в профессии. Нам важно, чтобы мы не забывали, ради чего мы служим в театре.



